Семнадцать мгновений весны

Старые милицейские волки утверждают, что успех того или иного телефильма можно определить по количеству не совершенных во время его показа преступлений. В этом смысле фильму «Семнадцать мгновений весны» не было конкурентов. Не только у нас.

Один теледеятель посетил как-то Венгрию и, видимо после дружеского ужина спросил потихоньку венгерского пограничника, не бегут ли венгры в соседнюю благополучную Австрию. «Сейчас нет,- ответил венгр со всей уверенностью. — Сейчас по нашему телевидению идут «Семнадцать мгновений»…

Прошло двадцать лет и два года. Все стало другим: Венгрия, Россия, Германия «наша» и «не наша», строй, государство, мы сами. Если бы представить себе «Мгновения» в виде долгоживущего спектакля, то наши чуткие актеры давно бы поменяли интонации… Но фильм, слава Богу, — это действительно картина. Не замазать, не примазать. Как есть, так есть.

В некотором смысле профессия режиссера скорее женская, чем мужская. Но режиссеров-женщин в кино — раз, два и обчелся. Хотя каждая из них — «номер раз». Например, Лиознова.

— Татьяна Михайловна, начнем с того, что я спрошу вас: а куда вы пропали?

— Я из тех режиссеров, которые вообще редко снимали картины. Для меня был более важен другой вопрос: насколько моя картина войдет в плотные слои моего народа, моего зрителя, чтобы это дало вспышки в их умах и сердцах. После «Семнадцати мгновений» я вообще черт-те сколько молчала. Потом были только «Карнавал», «Мы, нижеподписавшиеся». «Конец света» с последующим симпозиумом. Это объясняется совершенно не модной сейчас причиной. Объясняется только тем, что я или хотела ставить, или не хотела. А я всегда ставила только то, что хотела.

А молчание… Я промолчала даже тогда, когда недавно был какой-то юбилей «Семнадцати мгновений»…

— Двадцать лет.

— Да. Ну подумаешь, народный праздник. Картины стареют, это их свойство.

— Но не «Мгновения», наверное?

— И они тоже. Я предвидела и знала, что фильм будет иначе восприниматься при каждом новом показе. Ибо это тоже вошло в плоть моей профессии: соизмерять свои желания с тем, как это будет воспринято зрителями.

— Что именно вы предвидели, что будет не так смотреться?

— Главное обстоятельство -страницы войны. Хроника. Я сидела почти полгода в филь-мохранилище, выбирая совершенно точно по дням документальные кадры, и к ним Приплюсовывала «Мгновения». Я хотела и сделала все-таки не то, что у Юлиана Семенова, а то, что есть часть моей собственной жизни, — это фильм о войне, которую мы выстояли. Штирлиц — один из нас. Просто у него другая работа.

Я вообще все время делаю кино про человека, делающего свое дело честно и до конца. И если бы я делала «перестройку», то именно с этого бы и начала, сделала бы ставку на таких людей… Меня как человека, как гражданина эти военные кадры не перестают волновать и вышибать сердцебиение и слезы. Потому что, скажем, в нашей семье, как почти в каждой другой, ну просто все мужчины перебиты, включая моего отца. Никто не вернулся с войны. Неизвестно, где могилы. Все женщины остались в одиночку.

Кстати, к вопросу о застое, о том, что мы «на боку лежали», «лентяи», «совки» — кто мог сказать такое слово про свою Родину? Про своих соотечественников? Кто это придумал? Боже мой… Все женщины, которые остались без мужей, своих детей «дотянули», и кончили они школы, и получили высшее образование -это что? Где могло это еще произойти, в какой другой стране?

Почему я молчу?.. Мне уже не набрать сил,чтобы снова встать в рост и сказать свое слово. Видите, даже те, кто здоровее меня, моложе, — они предпочитают рассказывать про «интердевочек» и другие постели, и голые тела, нежели про вещи, которые касаются жизни народной. А я от этого не откажусь никогда.

— Вы сказали о жизни народной. Для меня всегда было загадкой, почему фильм «Семнадцать мгновений весны», снятый как бы в рамках другой страны, — почему он такой русский, такой свой? Почему он всем близок? В чем соль?

— Так было задумано: чтобы любым зрителем фильм был понят и принят.

Главная идея — работать так, чтобы Родина победила, — воплощена в Штирлице. Все работало на это: начиная с выбора актеров, включая музыку, включая кадры хроники, которые Штирлиц не мог видеть, но я как художник наделила его неким чутьём, знанием, памятью, которые давали ему возможность вспомнить подробности и Сталинградской битвы, и блокады Ленинграда — того, что составляло кровавые и в то же время поразительные картины прожитой народом жизни.

— Как Вы подбирали наших актеров? Почему Табаков? Главное: почему — Тихонов, откуда вы его взяли? А Броневой — ну какой он фашист, а поди ж ты.- По каким критериям они проходили?

— Все дело в образе мышления. Для меня главное в работе с актером — расшевелить его, разбудить фантазию, чтобы мысль двигалась именно так, как я ее задумала.

Картине обычно предшествуют кинопробы, как вы знаете. «Семнадцать мгновений»,., сделаны без единой кинопробы. Это ведь так обидно бывает для тех, кто пробуется и не проходит…

— Актеры удивлялись этому?

— Они не удивлялись, потому что очень долго перед этим репетировали. С разными партнерами. Весь выбор — это тайна моей внутренней жизни. И бесконечного погружения в сцены будущего фильма. Проигрывание в уме всей картины с разным сочетанием актеров.

-У каждого свой любимый момент в вашем фильме. Для многих, особенно женщин, — это встреча главного героя с женой… Как она придумалась? Были ли реальные прототипы, точнее, «протоистории»?

— Во-первых, как была подобрана актриса… И я все время говорила — мне такую надо, чтобы русское лицо было, ясное и простое. И вот привезли. Это была актриса Шашкова из театра имени Вахтангова.

…Таких историй было много. Чтобы, придумать сцену встречи с женой, мне нужно было знать их как можно больше. Но как? Разведчик так просто ничего не расскажет, с ним надо пуд соли съесть… Так что эта драма составлена из нескольких.

Ближе всех к экранной стояла история одного нашего генерала.

Во время нашей с ним поездки он показал мне конспиративные квартиры, мы меняли номера, как положено… Потом он рассказал о своих редких встречах с женой. Вообще им иногда устраивали свидания в гостиницах: двойные номера, ключи заранее заготовлены, чтобы у портье не брать, одна ночь, и все. А однажды разведчик должен был оказаться на одной станции в чужой стране, далекой от нас,а она ехать в поезде в таком-то вагоне…

В этой «цене, о которой мы так много говорим, — оправдание еще одной ситуации. Я Га-би посадила за тот стол, где сидела жена. Поэтому… он с ней и переспал бы, может, сто раз, но вот… она сидит на том месте, где сидела его жена. Я больше всего боялась замечаний по этому поводу: Штирлиц обязан был иметь женщину, ибо, если б ее не было, это привлекло бы внимание. Что он -гомосексуалист или что еще? Стали бы копать и докопали бы до чеготнибудь… Представьте себе, разведчики это поняли, сказали: «Мы благодарны вам за то, что вы так приподняли и так вдохновенно рассказали об этой, в общем-то, жуткой жизни, которой приходится нам жить. «В этой сцене должен был быть еще и ребенок….Потом я отказалась от мысли снимать ребенка. Если иметь в виду правду, отец, не отрываясь, смотрел бы только на него. И я бы потеряла многое.

Потеряла бы Габи. Помните замечательную сцену? Она печатает, он подходит сзади: «Наши войска, как всегда, одерживают победу…», потом вопрос — ответ о фрау Зайферт, а потом: «Хотите, сыграем в шахматы?..» Славка ни в одной картине не сыграл мужика на сто процентов, как вот здесь. Но для этого нужно было сформировать мужчину, от которого потом были без ума миллионы женщин.

— Вашу главную картину, кроме вас, Тихонова, Семенова, Таривер-диева и многих, многих других замечательных людей, сделал еще и Ефим Копелян, который читает авторский текст. Без его голоса картину невозможно представить…

— О, Копелян — это… подарок. Умный, веселый, талантливый, наивный и чрезвычайно дисциплинированный человек. Я мечтала пригласить его на роль. А получилось -только на авторский текст. Позвонила ему в Ленинград и просила передать, что коленопреклоненно прошу его согласиться. Работать с ним было сплошным наслаждением. Он приезжал и, хотя был только что с поезда, всегда успевал побриться и переодеться в белоснежную рубашку, ни разу не изменил себе. Мы стали соратниками. Его голос звучит так, будто он знает больше, чем говорит.

— Как раз хотела сказать вам о том, что весь фильм «Семнадцать мгновений весны» отмечен потрясающим вкусом. Откуда у вас все это?

— Многие приложили руку, и прежде всего моя мама, у которой было три класса образования и которая «образовывав лась», оставшись без мужа, вместе со мной. Тогда начались наши совместные слушания музыки. У меня было много записей.

Откуда что?.. У меня был замечательный учитель. Герасимов. Сергей Агатолинарьевич был для меня непререкаемым авторитетом. Кто у него учился, тот знает силу его обаяния. Ведь он некрасив был — но неотразим.

Что касается именно «Семнадцати мгновений весны», то тут, по словам Лиозновой, у нее были консультантами талантливейшие люди из КГБ и разведки. И так ей бывает горько, когда «сукины дети» сыплют на них грязь и камни: «Уж хуже этой работы ничего нету».Одну из этих историй (которые, как можно догадаться, легли в основу многих режиссерских решений «Мгновений») перескажу своими словами. История и впрямь жуткая. Разведчица А. вместе с мужем, тоже разведчиком, перешла границу с Китаем, будучи беременной. Первый мальчик родился у них в Китае й сначала научился есть палочками, а потом ложкой. Потом они двенадцать лет жили в Южной Америке, там родилось еще двое детей. Глава семьи стал настоящим дельцом, он зарабатывал деньги, к нему приходили за деньгами наши люди. Раз в неделю он выходил на связь. М. был полковник, Аня — подполковник.Они хорошо внедрились, дети естественным образом стали католиками, говорили только на языке той страны, где они жили… Именно это и помогло семье впоследствии оттуда удрать: разведчики испугались, что у них «погибают» дети. Они оставили соседям все, что у них было, даже корм для попугаев. И уехали все вместе. Недели полторы их возили по всему свету, чтобы запутать следы. Детям сказали, что отец едет по делам и берет их с собой прокатиться. Когда поезд Будапешт — Москва пересек границу, М. закрыл купе: «Сидите, дети, мне надо с вами поговорить. Дети, мы с вами русские. Мы — советские. Мы едем домой.1 Мальчик Джонни, самый маленький, три месяца после этого ни с кем не разговаривал: он не мог примириться с мыслью, что его всю жизнь обманывали. К тому же родителей прямо с вокзала развезли по госпиталям: ее с инфарктом, а его с инсультом. А детей отправили в «Артек».Когда они еще были «дома», в Южной Америке (для детей это был дом без какого- либо намека на кавычки), маленький Джонни сказал как-то утром (а он спал с родителями): «Мама, ты что ночью кричала:»Пожар, пожар!» Мать потом рассказывала: «У меня за все время впервые просто ноги отнялись.» Пришлось сделать вид, что эти слова на незнакомом мальчику языке ему послышались.

— Тут много горечи, о которой я никогда не говорю… У меня профессия — режиссер, я обязана, как говорится, «съесть и пойти дальше . А та семья… Дети оказались искалечены, один уже умер (тот, кто в Китае родился)… У них игры странные были, у А. и М., — он ножбм так вот бросал, вокруг, как в этой картине, потом становился он, и она бросала. Так они руку оттачивали.

… Был один рабочий просмотр. Шел материал сырой аде, и консультанты позвали, кого хотели. Актеры пригласили жен. Мы же там все пропадали, моя мама меня просто не видела. И первый раз, когда птицы полетели, я увидела — в зале замелькали платки. Я ничего не Поняла — весь зал был белым от платков! А уж про сцену с женой, и говорить нечего — все плакали. Потом один.очень крупный разведчик мне сказал: «Как вы угадали, что птицы для разведчика -невозможная вещь? Смотреть нельзя». А мне никто не рассказывал, все по наитию. ..Нет, все-таки кино — это упоение!..

Хитроумные телевизионщики, из тех, что руководят и не бедствуют, так и не удосужились придумать методику подсчета зрителей, смотрящих ту или иную картину.Но и без компьютера ясно, что «кассовей» «Семнадцати мгновений весны» нет и не было у нас телефильма Ни копейки за повторы режиссер не получила.Лиознова давно продала автомобиль, без которого друзья её и не мыслили. Пенсии едва хватает на квартплату. Кофе — почти роскошь. Однажды Татьяна Михайловна хотела купить килограмм киви, уже вытащила деньги, но выяснилось, что цена проставлена за штуку. Так и ушла.

— А ностальгия-то — штука вовсе не географическая….

Т. Корсакова

Категория Статьи